Бунтующий Яппи - Василий Богданов

Тут мне становится так хорошо, что я взлетаю над асфальтом и продолжаю свой путь уже по воздуху. Духи «Минг-Шу» – третья составляющая моего счастья. «Минг-Шу-у-у-у» – лёгкий ветерок доносит до мужских ноздрей тонкий, кружащий голову аромат водяной лилии. Минг-Шу – вырастают видения огромных цветов с широкими лепестками, их запах сладок и слегка удушлив. «Минг-Шу» – и я воображаю себя гейшей, спелёнатой в махровое кимоно. Могу только передвигаться неслышными маленькими шажками, покорно опускать глаза и чуть слышно шептать: «Да, мой господин». Иногда так приятно польстить мужскому самолюбию! Я звонко расхохоталась. Прохожие в страхе отшатнулись от меня, летящей по ветру с распушёнными волосами и громко хохочущей.

«Минг-Шу». Делаю несколько нетвёрдых шажочков по бордюрчику и спрыгиваю на тротуар. Он уже дома и ждёт меня. Обычно прихожу с работы в шесть тридцать. Сегодня опаздываю, но меня нисколечко не терзают угрызения совести. Женщина должна опаздывать. Пусть он помучается чуть-чуть, нервно походит по спальне. Будет смотреть на заправленную кровать и представлять меня соблазнительную. Его желание томится, как запертый в клетке зверь. Опоздаю ровно на пятнадцать минут и ни секундочкой больше. Вполне достаточно, чтобы слегка взвести его нервы, но не разозлить окончательно. Сворачиваю в кафе. Заварное, эклер, круассаны, безе. М-м-м. Воздушное с кокосовой стружкой. Хочу его! И чашечку кофе, пожалуйста. Присядем за столик. А здесь мило. Два придурка уже похотливо косятся в мою сторону. Осторожно губами обламываю хрупкие края пирожного. Осыпается крошка. Внутри сладкое. Чёрная горечь кофе. Смотрят. Смотрите, мальчики. Интересно, о чём думают? Хотят меня оба до одури. Ха! Я не про вас. Воображаю, как он меряет шагами квартиру и кидается в ярости на диван. Мужчина, я – твое избавление, но я заставлю тебя подождать. Не могу отказать в удовольствии помучить тебя. Прости меня, мой зверь. А времени-то уже! Ого-го-го! Как бы и в самом деле не опоздать на полчаса, а то и больше. Встала. Всё ещё пялятся. Липкие щупающие взгляды летят за мной и вьются вокруг моей груди и бёдер, как назойливые мухи. Прощайте! Прихлопнула их закрывшейся дверью.

Я обожаю автобусы за их жёлтую солнечную доброту. Вот он показал свою широченную морду из-за поворота и, переваливаясь на мягких резиновых колёсах, пополз к остановке. Давно бы пора тебе было приехать, увалень. Я и так уже слишком припозднилась. Залезла вовнутрь, протолкалась к окну и упала на удачно освободившееся сиденье. Ну и чудненько. Сегодня, сегодня, сегодня! Прикрыла глаза. Смежила очи. Блеснула серой каплей зрачка из-под навеса ресниц. Люди, как я счастлива! И новое бельё, которое купила недавно и ещё ни разу не надела, пришлось как раз кстати. Он будет без ума. Лилейный запах, нежное тело в лилейных кружевах. Кружится голова. Ах. Горжусь собою. Совершенством не стыдно гордиться. Ничего не висит? На лицо набежала лёгкая тень. Ягодицы было начали дрябнуть. Ну, нет. Месяц занятий – и снова чистый упругий овал. Всё подтянуто. Макияж? Ну-ка? Зеркальце острым углом сверкнуло в глаза. Автобус тряхнуло. Кудри. Тени. Лукавые губы. С этой стороны лучше. Тушь не размазалась? Хмурые люди нависли вокруг. Думают: кокетка пудрит носик. Пусть. Внешнее в гармонии с внутренним. В женщине всё должно быть прекрасно: и душа, и как там? Или быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Женщине, которая считает себя дурнушкой, грош цена. Луна и грош. Это у Моэма. Театр. Джулия, как бишь её? Лэмберт. Потрясная книга. Бесплатное пособие для мужиков. Путеводитель по женской психологии. Каждая женщина мнит, что любви она стоит. В противном случае она ни на что не годится, кроме приготовления завтрака и чистки ботинок.

Поднимаюсь по лестнице. Перехватывает дыхание. Милый! Вот и я! Поворачиваю ключ и толкаю от себя дверь. В один миг понимаю. Стеклянная тишина пустой квартиры. Мяукает Маша. Выбегает навстречу, трётся об ноги. Никого. Как никого? Он должен быть дома. Ушёл куда-то. Не позвонил. Не предупредил. Что-то внутри сломалось. Сажусь в прихожей и рыдаю. Слёзы смазывают и смывают последние мысли. У соседей хлопает дверь. Как же ушёл? Куда? Позвонить. Нет, не звони, дура. Позвонить. Не звони, я сказала! Нет, позвонить. Где же? Где же? Вот его номер. «Котик». Нажимаю кнопку мобильного телефона. «Соединяется с Котик».

– Алло! Алло! – успокоившись, всхлипываю в трубку.

– Алло. Привет, Тань, – отвечает холодно и равнодушно. На заднем плане шум, хохот, свист, звон стекла.

– Ты где? – спрашиваю.

– Мы тут с ребятами решили посидеть в «Тинькове», – отвечает. – Я, Гриневич и Замша. Надо кое-что обсудить.

– А как же наша годовщина!?

– Какая годовщина? Вот чёрт! Забыл! Извини.

– Извини? И только?!

– А что? Если ты помнила, могла меня предупредить заранее.

– Я вспоминаю лосьон для тела, гель для душа, духи «Минг-Шу», ванну с пеной, благоухающий кокон из полотенца, шампанское, наш, только наш праздник, и меня снова прорывают рыдания.

– Тань, да что с тобой?! – сердито говорит он.

– Я хо… хоте..тела сюр.. сюрпри-и-и-з, – реву я.

– Тань, прекрати сейчас же истерику, вытри слёзы, умойся и займись, наконец, чем-нибудь, не прилипай ко мне, как паразит какой-то, – злится он. – Мы вместе, но это не значит, что мы сиамские близнецы! Каждый из нас живёт сам по себе. И только так мы сможем жить.

– Да причём тут это?! – кричу я и бросаю трубку. Он не понимает. Он ни капельки не понимает! Он меня не любит.

Да, всё просто, он меня не любит. Я встаю, раздеваюсь и иду в ванную умываться. Перед зеркалом: ну и рожа! Тушь потекла, губы опухли, завтра под глазами опять будут эти ужасные круги. Что же мне делать? Я знаю. Сейчас открою бутылку шампанского, достану клубнику и буду обжираться! А ещё лучше стану делать это в ванной, полной благоухающей пены! О, йесссс! Просто супер!

VII

«Бунтующий Яппи»

Кто такой Андрей Гриневич? Автор, пожалуй, не сможет ответить на этот вопрос обстоятельно, потому что никогда не встречал Андрея. Он лишь слышал о нём от разных людей, а однажды ему на глаза попался первый и единственный выпуск странного журнала под названием «Бунтующий яппи», главным редактором которого значился некий А. Гриневич.

Некоторые журнальные статьи были написаны Андреем, другие его друзьями или знакомыми. По фрагментам указанных текстов читатель сможет сам реконструировать образ героя.

Борхес сказал: «Вселенная – некоторые называют её Библиотекой – состоит из огромного, возможно, бесконечного числа шестигранных галерей, с широкими вентиляционными колодцами, ограждёнными невысокими перилами». Вселенная – это не далёкая чёрная бездна с точками звёзд. Вселенная – это обжитое нами пространство. Место, которое нас вмещает, в которое мы вселены.

Слепой латиноамериканец прозрел суть современной цивилизации. Суть эта настолько близка, настолько въелась в нашу кожу, в наши волосы и мозги, что мы уже не замечаем её. Не замечаем, поскольку не отстраняемся и не подвергаем деконструкции. Пора прозреть вместе с Борхесом. Во-первых, Вселенная – это Библиотека. Во-вторых – многогранник.

ВАВИЛОНСКАЯ БИБЛИОТЕКА:

Наша Библиотека-Вселенная – целое хитросплетение текстуальных созвездий: здесь есть крошечные тексты-карлики, тексты-гиганты, текстовые галактики, закрученные в причудливые вихри, текст – Млечный путь и текст Полярная звезда. Мириады не только печатных, но и визуальных, звуковых текстов повсюду поглощаются нами бездумно. И безумно. Учёные соревнуются между собой, предлагая нам всё более простые способы усвоения текстовой каши. Теперь мы потребляем в сотни раз большее количество текстов, но при этом, как проклятые богами Танталы, испытываем ещё более острый голод, не знакомый нашим предкам. Информационный голод. Предкам достаточно было куска хлеба, крыши над головой и незатейливого секса. Не таковы мы. Нам, конечно, тоже требуется пища, но пища, обсмакованная текстами, полупереваренная текстовыми ферментами для нашего сознания, для нас важнее читать, смотреть, как едят, только после этого мы получаем удовольствие от еды. Для нас важнее читать, смотреть, как любят, как занимаются сексом, чем любить самим, мы – страшные вуайеристы! Да, наши предки тоже любили читать романы, ходить в театр, но существенная разница между нами и ними заключается вот в чём: текстов было гораздо меньше. Тексты не просто запоминались. Они выучивались наизусть. Многие образованные античные греки, например, знали наизусть «Илиаду» Гомера. Мы же не то что не знаем наизусть практически ни одного текста, мы даже многие тут же забываем после прочтения. Текст превратился в однодневный товар. Потребить и забыть – таково отношение к тексту. Древние громоздкие текстовые сооружения вроде Библии уже не пользуются спросом. А кто сможет осилить «Дон Кихота»? Отсюда кризис и смерть романа.